ПЕРВАЯ РЕВОЛЮЦИЯ В ФЕОДОСИИ! гл.2 ч.2

2. Февральское выступление

часть 2

Политическое оживление 7 февраля было так сильно, что оно захватило даже и учащуюся молодежь. Воспитанники старших классов объявили также забастовку и предъявили начальству ряд требований. Если присоединить сюда демонстрацию забастовавших рабочих, избиения и погром—картина потрясений обывательской Феодосии станет ясна. Но уже на другой день, 8-го февраля, жизнь начинает входить в свою колею. Утром прибывает из Симферополя вице-губернатор и прокурор суда — столпы порядка и законности. Еще большим событием было прибытие «героя» Стесселя с его сподвижниками.
Хотя сцена народного ликования не совсем удалась, так как несколько помятый и испуганный обыватель боялся, пока что, выходить из дому, — но «господа гласные» постарались создать триумф порт-артурским героям. Вот несколько штрихов из феодосийских корреспонденций, помещенных в «Южном Курьере». Подхалим публицист живописует:
«…Убранный флагами пароход медленно подходит к молу… Крики все время приветствовавшей публики усилились… Пароход ошвартовался у мола и по сходням, убранным коврами, бросилась публика… Солдатики и офицеры с охотой отвечают на вопросы интересующихся… все слилось в один общий гул приветствия…» Наконец, городской голова «г. Дуранте», личность весьма ничтожная, но символически выражающая всю суть старой либеральной общественности
«…поднес генералу Стесселю хлеб-соль, а член управы г. Крым букет г-же Стессель, сказав соответствующее приветствие…»
Затем, конечно, молебен и сказанное священником «с большим патриотическим чувством, приличествующее случаю слово». Всё было по форме.
Но это великолепное торжество по случаю приезда славных героев не могло устранить свежих и печальных фактов: убийство социал-демократа Айсенфельда, произвол и избиение десятков невинных лиц, разгром домов и лавок — весь погром -7-го февраля, явно инспирированный и организованный охранителями порядка. О событиях 7 февраля заговорили некоторые газеты юга. В наивных, превыспренних фразах они клеймили роль подонков, проводивших погром, вместе с тем откровенно ставя вопрос не только о попустительстве, но и прямой прикосновенности полиции к этому гнусному делу. 5 передовой статье «Позорище» «Южный Курьер» писал:
«…Бывают моменты в нашей темной, полной ужасами жизни, когда необходимо отвести проявление общего настроения по другому руслу… Ряд нападений, произведенных среди белого дня, убеждает в том, что они носили не случайный характер, а были предварительно обдуманы, детально разработаны и обставлены по всем правилам кишеневско-гомельского искусства…» Об этом же писал «Вестник Юга», выходивший в Екатеринославле, в номере от 13-го февраля:
«…Толпа была лишь послушным орудием в чужих руках… Она сама беспомощна, ибо слепа… Ей сказали: твори беззаконие и насилие… Если 6ы грабители вдруг просветлели и вздумали обратиться всей громадой против истинных своих врагов, против тех, кто действительно пьет народную кровь, все пришло 6ы сразу в движение— г. Феодосийский полицеймейстер сейчас заложил 6ы свою таратайку и помчался 6ы водворять порядок, пристав и околоточные проявили 6ы лихорадочную деятельность. Городовые не стояли 6ы истуканами на своих постах… Полицеймейстером в Феодосии состоит, ставший всероссийской знаменитостью,— Андреев, изгнанный из Бердянска и преданный суду за соучастие в изнасиловании девицы Анны Сетлер…»
По сему поводу Феодосийский полицеймейстер Романовский негодовал и требовал справедливости у «господина Таврического Губернатора». Он протестовал, ибо, по его мнению «статья эта от начала до конца вполне ложно излагает эти события. Но газета немногим ошиблась: насиловавший девицу Анну Сетлер, преданный суду, ротмистр Владимир Иванович Андреев, действительно, не был полицеймейстером г. Феодосии; он был только начальником жандармского Управления Феодосийского отделения железных дорог, правой рукой истинного полицеймейстера Романовского в деле «обороны евреев», Андреев тот самый герой, февральские заслуги которого особенно подчеркивались в секретном рапорте «Его Превосходительству Господину Таврическому Губернатору».
Несмотря на то, что полицеймейстер города Феодосии возмущался возведенной на него клеветой и доказывал в донесениях Губернатору, что как он, так и начальник жандармского отделения только «охраняли евреев», — народные массы, насчет особой роли органов охраны в этом деле, остались при особом мнении. По мере того, как революционная волна в России нарастала, как жандармерия и полиция себя все больше разоблачали. При событиях в Баку, Курске, Пскове — это народное мнение непоколебимо утверждалось и излагалось всюду, как, несомненно, установленный факт. В середине марта одиннадцать гласных думы, в виду неослабевающего возбуждения населения, выступили с заявлением на имя городского головы о немедленном созыве думы с целью обсуждения вопроса о мерах, необходимых для охраны спокойствия и порядка. Последовало закрытое совещание, и, наконец, с опозданием на два месяца, городская управа внесла в думу свой доклад по вышеуказанному вопросу.
Жалкие представители либеральной общественности, отцы города, возглавляемые Л. Дуранте, вся премудрость которых сводилась к жалкому маклерству и пресмыканию перед губернатором, не посмели, конечно, сказать правду о событиях 7 февраля. На закрытом от посторонних взоров заседании дума согласилась с мнением управы и признала:
«Беспорядки, прежде всего, явились отголоском общерусской смуты, к которой присоединилось в Феодосии и специальное влияние войны; возбуждение населения возросло после мобилизации запасных и после размещения в городе запасного 49 батальона из 2 тысяч человек. При таких условиях масса стала восприимчива ко всяким темным слухам, возбуждающим население. Благодаря только последнему обстоятельству мирная, по-видимому, стачка рабочих табачных фабрик 7 февраля обратилась в политическую демонстрацию, закончившуюся побоищем на улице».
Городская дума увидела все, за исключением того, на что нужно закрыть глаза, по мнению начальства. Не приходится, поэтому, удивляться классовому цинизму и лицемерию тех постановлений, которые дума принимает для благополучия отданного ей на попечение населения. «Необходимость предоставления свободы слова и печати» — уступка духу времени при политике Л. Дуранте, очевидно, имеющая целью облегчение полиции работу по изловлению «потрясателей основ»; а затем — «увеличение числа конных стражников и увеличение состава пожарного обоза…»
«Крымский Вестник» в № 93 от 9 апреля подверг основательной критике эти постановления.
«…жертвами этого побоища, как известно, стали исключительно евреи; это обстоятельство, которое управа почему то совершенно замалчивает в своем докладе, бросает особенный колоритный свет на побоище. Обстоятельство это совершенно не вяжется с указываемыми причинами. И пропаганда, о которой говорится в одном месте доклада, как «нарождающая бессознательное стремление (к преступлениям) над личной неприкосновенностью и имуществом», и отголоски общерусской смуты и даже размещение запасных, как якобы специальные условия войны только для одной Феодосии, — все это может выражаться в разгромах и побоищах, но отнюдь не в форме избиения специально евреев — элемента в городе сравнительно незначительного и по своему экономическому и общественному положению едва заметного. О расовой или религиозной непримиримости не может быть здесь и речи. Почему же отголоски общерусской смуты обрушились в Феодосии только на головы евреев, и не следует ли в виду односторонности побоища искать причины, его создавшие, вовсе не там, где их усматривает управа, тем более, что по ее же признанию побоище последовало вслед за политической демонстрацией?… Все зависело от перста указывающего, от той указки, которая доминировала в этот момент, когда «бессвязные толпы населения» очутились на улице… События 7 февраля носили явные следы провокаторства; только этим они были вызваны и лишь этим могут быть объяснены. Но у думы, принявшей всецело доклад управы, не хватило гражданского мужества называть вещи их собственными именами. Вместо того чтобы выяснить истинный характер события и причины, его вызвавшие, она постаралась официальной ложью затмить эти причины… Мы еще раз убедились, с кем имеем дело в лице наших городских избранников». К этому анализу и характеристике нечего добавить.