ПЕРВАЯ РЕВОЛЮЦИЯ В ФЕОДОСИИ! гл.6 ч.2

6. Октябрьские события.

часть 2

Для всеобщего успокоения «народные избранники» на экстренном заседании городской думы обратились со следующим воззванием к населению:
«… Феодосийское городское общественное управление после тяжких испытаний и бедствий, пережитых населением и городом во время происходивших 19 и 20 октября с. г. беспорядков, омрачивших общее радостное настроение, вызванное получением Высочайшего манифеста 17-го октября, приглашает всех жителей города к общему мирному гражданскому труду на пользу и процветание родного города и дорогого для всех отечества, причем просит жителей города не придавать значения всяким непроверенным слухам, распространяемым со злым умыслом для возбуждения умиротворившегося населения города».
В длинной серии погромов, устроенных в 110 пунктах бывшей Российской империи, феодосийский погром особого места не занимает. Мы видели и тут все те же трафаретные, казенные приемы организации «народного возмущения», явно выступающую роль организатора погрома со стороны военно-полицейского аппарата. Здесь разве была та особенность, что столичные тонкости жандармской системы управления были значительно упрощены и заменены аляповатыми приемами провокаторов глухой провинции.
Полицеймейстер Романовский, надежда и опора Таврического губернатора, как раз 17-го октября заболевает. Его заместитель Захаренко к вечеру 18-го тоже сваливается с ног от болезни. Вся власть переходит в руки помощника пристава Муравьева, того самого Муравьева, который раздавал водку грузчикам и выполнял главную роль по вдохновлению и практическому руководству погромом. Муравьев имел уже большие заслуги по организации погрома 7-го февраля.
Целый ряд фактов неопровержимо говорит о непосредственной организации погрома военно-полицейскими властями при помощи косвенных провокационных и прямых организационных мероприятий. Напрасно передовой феодосийский юрист, в превыспренных фразах, старался доказать это положение на процессе лиц, обвиняемых в связи с октябрьским погромом. Значительно сильнее, искреннее и более уничтожающе разоблачил виновников погрома рабочий грузчик Н. И. Крылов, один из невольных участников погрома в Феодосии, напечатавший свое письмо — исповедь в газете «Южный Курьер». Небезынтересно прочесть весь текст этого незатейливого письма:
«Милостивый Государь, господин редактор, не, откажите напечатать мою исповедь. Я – грузчик Феодосийского порта. Я участвовал при убийстве несчастных евреев. Я видел эту кровавую картину, но я не обагрил свои руки в крови, я стоял и смотрел на своих товарищей — тигров. А кто нами предводительствовал — я все видел и скажу, кто они. 19-го октября мы ничего не знали; все рабочие вышли, на берег и начали работать, потом смотрю приходит наш береговой староста Сергей Шейко и старший стражник Иван Гунчинко. Сняли нас всех с работы, 6ыло 9 часов утра, и повели нас в дежурное помещение начальника порта. Там к нам вышли надзиратель порта Бойчевский и еще какой-то акцизный чиновник, потом пришел помощник, пристава Муравьев, с ним 6 человек городовых, потом начали нас учить то один, то другой, принесли 50 пол-бутылок водки (нас было 50 человек); потом наши командиры приоделись в светское платье и городовые тоже переоделись, вооружились револьверами, дубинками, взяли портрет государя и повели нас к клубу. Там стояла демонстрация и масса народу, все веселы, и довольны. Когда мы двинулись, к нам примкнули остальные грузчики, нас стало человек 300. Я тогда начал наблюдать за всем, вышел из толпы и забрался на фонтан и увидел, что происходило. Во-первых, я увидел, что Василий Панченко, также грузчик, ударил кулаком одного мальчугана лет 10; тут же стоял Муравьев, который всю дорогу агитировал нас; он первый ударил Василия из револьвера в висок, тот упал мертвым, — тогда грузчики кинулись на евреев, они думали, что выстрел был со стороны их, потом стали некоторых ловить и бить. Тогда со стороны евреев дали три залпа вверх и бросились в концертный зал, а толпа наша за ними. Потом разбили ресторан в клубе, нашли там бочонок с керосином, облили и зажгли с двух сторон концертное зало. Это командовала переодетая полиция, а я все время смотрел. Когда я увидел, что разбивают головы, что мозги и глаза вылетают и повсюду кровь, я сделался помешанным и так со мною было часа два или три. Когда стало темно, то городовые ломали замки у часовых магазинов и забирали в карманы часы, кольца, браслеты, все дорогие вещи, золото, серебро. Все это у полиции. A теперь ходят и ищут — глаза отводят. Я все время больной от этой картины. Хотел рассказать священнику, потом раздумал… Теперь порешил просить Вас, господин редактор, не откажите, пожалуйста, напечатать».
Что касается попустительства полиции, то на него даже «радикальные» газеты открыто указывали. «Крымский Вестник» в № 253 от 27 октября пишет:
«…, Войска и полиция никакого участия в деле прекрщения избиения не принимали. Войска охраняли лишь небольшую группу людей, столпившихся у входа концертного зала, защищая ее от разъяренной толпы, а в пяти шагах от них избивали людей так, как били лишь в средние века собак… Погром 19 и 20 октября производился совершенно беспрепятственно, и воинские патрули прибывали к месту погрома лишь после ухода громил…» Зато полиция очень «деятельно» производила розыски раз¬грабленного у обывателей имущества.
8 сентября 1906 года был инсценирован суд над мнимыми виновниками погрома. На скамье подсудимых сидели члены самооборонческой дружины, обвинявшиеся в том, что «из побуждений племенной и религиозной вражды к русским» они приняли участие в публичном скопище и беспорядках и убили Панченко; были к суду привлечены и громилы, обвинявшиеся в погроме. Часть самооборонцев и погромщиков была признана виновной в преступных деяниях и приговорена к тюремному заключению на сроки от 3 до 6 месяцев, но, по милостивому приказу всероссийского самодержца, все обвиняемые были от наказания освобождены.